Игры в полях Господних (At Play In The Fields Of The Lord), США, 1991

Игры в полях Господних

At Play In The Fields Of The Lord

США, 1991 год

С экранизацией романа Питера Матиссена продюсер Сол Заенц носился с 1960-х – а известно: если Заенц чего-то хочет, он своего добивается. К 1991-му он нашел аргентинца Бабенко с бразильским гражданством, прославленного “Поцелуем женщины-паука” и “Чертополохом” — и стало ясно, что дело сложится. Оно и сложилось, пусть не так, как того хотел Заентц.

...В Бразилии по сию пору множество диковатых мест, где живут туземцы, мало представляющие, что происходит вне сельвы: у них есть дела поважнее. В одном из таких уголков глава исполнительной власти маленького городка команданте Гузман собирается разрабатывать золото, потому что оно там есть; судьба племени Ниаруни, живущего там, его, в общем, не волнует, но он дает миссионеру Хубену (Джон Литгоу) , приехавшему с молодой женой обрашать индейцев в христианство, год на обращение, усмирение и как следствие – отселение их, а потом уж как получится. Получается у Хубена не очень, красотка жена томится, а тем временем в Май де Дес приземляется самолет с двумя забубенными гринго, у которых нет ни денег, ни горючего, чтобы лететь дальше. Гринго играют Том Уэйтс и Том Беренджер, и оба несказанно хороши, особенно Беренджер, который якобы фрагментарно индеец. Циничный Гузман предлагает им втихую разбомбить индейцев, а потом с запасом горючего лететь, куда глаза глядят. 
Параллельно в город прибывает вторая супружеская пара миссионеров-евангелистов и вступает в сговор с первой, настаивая на продолжении несения слова Божьего в Сельву. Получается тоже скверно: пока жена из первой пары (Дэрил Ханна) крутит роман с фрагментарным индейцем, у второй пары умирает от лихорадки маленький сын, и, в общем, несмотря на то, что у индейца просыпается генетическая память, он бросает самолет, снимает штаны и уходит жить в племя. Кончается все очень и очень плохо. Я намеренно упрощаю и даже отчасти цинично глумлюсь – потому что иначе меня занесло бы в невероятный, почти что невозможный пафос. А без него тут никак, поскольку это один из тех фильмов, в котором одновременно явственно чувствуется присутствие Бога, а с другой – видно, как Бог оставляет людей. Невероятной красоты и силы пейзажи амазонской сельвы словно бы подчеркивают ничтожность отдельного человека на фоне этого грандиозного проявления высших сил, но и сельва не в силах спасти прекрасных диких людей от обычной простудной лихорадки, переданной с поцелуем неверной миссионерши. А что не сделает грипп, доделают вертолеты с бомбами.  
"Каждый за себя и Бог против всех", — гласит поговорка, ставшая названием другого фильма другого певца сельвы, Вернера Херцога. Но тут она становится эдаким motto универсума, и отчаяние от того, что ничего нельзя изменить, теряется под звуки ревущего водопада и крики попугаев. Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки; вопросы о том, откуда мы, кто мы и куда идем – всего лишь попытка пойти с козырей при максимум двух имеющихся, причем никем не замеченная. Потому что, знаете — не было гвоздя, подкова пропала. При всем своем величии и силе мир настолько хрупок, что мелкая, склизкая жадность одного заштатного команданте может стереть с лица земли целый народ.

Странно, что люди все еще не вымерли окончательно. Видимо, все-таки есть в них какой-то потенциал инерции. Хотя, честно говоря, глядя вокруг, я думаю о том, что, может, ковровая бомбардировка все-таки гуманнее.

Фильм Ника - молния над водой (Nick’s Film - Lightning Over Water), Швеция-Германия, 1980

Фильм Ника - молния над водой

Nick’s Film - Lightning Over Water

Режиссер Вим Вендерс

Швеция-Германия, 1980 год

Николас Рэй умирает от рака легких. Это не выдуманный герой – нет, Ник Рэй совершенно реален - он знаменитый режиссер, автор легендарных фильмов «Джонни Гитара» и «Бунтарь без причины». Реален и его немецкий друг Вим, приехавший снимать кино о своем учителе. Результат – уникальная картина о том, как достойно уходить из жизни.

Рэй, с 1962 года снявший только один фильм, так и не увидевший толком света, куривший со своими студентами марихуану, живший так, как немногим рок-звездам удавалось, путавшийся в собственных романах, человек – живое противоречие, пытавшийся сделать из порнозвезды серьезную киноактрису, на наших с вами глазах потихоньку уходит из жизни. Он занимается со студентами, курит, беседует с Вендерсом, вспоминает о прошлом – и в каждом кадре виден неукротимый характер этого человека, не желающего отдавать никому ни единой пяди того, что он считает своим. Кино – это Рэй, говорил Годар, а Джим Джармуш не говорил ничего, но был ассистентом и учеником Рэя; Денис Хоппер боготворил его, а Коппола дословно цитировал сцены из его фильмов, но Рэй ничуть этим не гордился, хоть, думаю, и не тяготился. 

Он не был непонятым режиссером; он, по сути, сам был виноват во всех своих неудачах – но эта вина была частью его жизни, его характера, его индивидуальности. До самой смерти Ник Рэй говорил, что с ним все в полном порядке – именно поэтому в последних кадрах фильма, его друзья, собравшиеся, чтобы помянуть умершего друга и учителя, не печалятся, но пьют вино, смеются и в этом нет ни фальши, ни натяжки. Так и нужно провожать тех, кто ни единой секунды в жизни не нуждался в жалости.

Чудовище (L’animal), Франция, 1977

Чудовище

L’animal

Режиссер Клод Зиди

Франция, 1977 год

Каскадёр по имени Мишель (Жан-Поль Бельмондо) благодаря собственной резкости и неуживчивости не очень-то уживается с киноворотилами, поэтому, чтобы заработать лишний (тогда еще) франк, впрягается в любое ярмо (вплоть до того, что изображает перед чиновниками из соцобеспечения полупарализованного сексуально озабоченного отца семейства с 23 детьми разных цветов кожи). Даже по дороге на собственную свадьбу с героиней Рэкел Уэлч он заезжает на съемочную площадку; невеста, не ожидавшая такого поворота событий, закатывает скандал, который кончается автомобильной аварией. Мишель просыпается в больничной койке, без работы и... невесты. Но тут поступает крайне выгодное предложение от итальянского режиссера, снимающего боевик с любимцем публики в главной роли – а тот, как на грех, одно с Мишелем лицо. Однако этим Джейн не заманишь – та уже на полшага от брака с натуральным графом.

Режиссер Зиди снял немало фильмов с Бельмондо, но «Чудовище» - в оригинале, конечно же, «Животное» - почти что самая лучшая из их совместных комедий. Здесь наряду с бурлеском, с непрекращающимися гэгами, есть место и теплой иронии, и грустному сарказму, и даже невыразимой нежности, хоть она проявляется только лишь во взглядах и касаниях рук. Смотреть на это в темном кинозале советского кинотеатра было невероятно круто: фильм был прекрасно озвучен, а фраза Мишеля «Cижу, курю свою последнюю сигарету» стала крылатой года на два – правда, чтобы разъяснить ее смысл тому, кто не видел фильма, нужен спойлер, так что ищите и смотрите. На самом же деле «Чудовище» - это прекрасная иллюстрация к беззаботности полупластмассового мира европейских семидесятых, едва ли не самого блаженного и безмятежного времени во всем XX веке. Никто еще не знает, что на брегах Альбиона панки орут гадости про королеву, что где-то зреет вирус СПИДа, что Советский Союз через два года войдет в Афганистан, а еще через год убьют Джона Леннона/

Зато Бельмондо улыбчив, Уэлч дьявольски красива, и в конце они все-таки поженятся.

Лифт на эшафот (Ascenseur pour l'échafaud) Франция, 1958

Лифт на эшафот

Ascenseur pour l'échafaud

Режиссер Луи Малль

Франция, 1958

Париж, конец 1950-х. Просмотровый зал. В углу на столике – шампанское. Луи Малль, только что закончивший съемки экранизации романа Ноэля Калефа, сидит чуть в глубине комнаты, правее с блокнотом расположился шансонье, джазовый трубач, писатель и журналист Борис Виан. Рядом с Маллем – Жанна Моро. У экрана замер стройный темнокожий человек с огромными глазами; перед ним на столике лежит труба. Человека зовут Майлз Дэвис.

Одесса, 1994-й. Постсоветская здравница у моря производит странное впечатление – но в ней все еще продается поступивший в продажу шесть лет назад винил. В одном из музыкальных магазинов я нахожу невероятные залежи югославских лицензий – и среди прочих выуживаю из стопки пластинку Майлза Дэвиса с саундтреком к «Лифту на эшафот».

Париж, те же 50-е. У жены оружейного и нефтяного магната есть любовник – бывший ветеран Иностранного легиона, парашютист-десантник. Вместе со своей пассией он планирует убийство постылого мужа, которое проходит без сучка и задоринки – но парашютист оставляет свисать из окна кабинета веревку. Возвращаясь за ней, он застревает в лифте, а тем временем его машину с пистолетом в бардачке угоняет бара безбашенных влюбленных. В порыве безнаказанности автоугонщик убивает пару немцев после попытки угнать еще и их машину, и тут вся история безнадежно запутывается – и не распутывается никогда, хотя жертвы и виновники постоянно меняются местами.

И главное тут – безудержная, почти волчья тоска в глазах мечущейся по предутреннему Парижу героини Жанны Моро, которая никак не может понять, куда делся ее возлюбленный, мечущейся под неутолимую трубу Майлза Дэвиса, мечущейся, чтобы узнать всю правду безо всякой возможности доказать ее инспектору, брутально-печальному Лино Вентуре. Да и важна ли она, эта правда, если принцип «Мне отмщение и аз воздам» воплощается во всей полноте, несмотря на любые усилия и попытки.

Экран темнеет. Малль резко встает из кресла, подходит к Дэвису и что-то с ним бурно обсуждает. Моро продолжает потягивать из бокала шампанское; Виан бурно что-то черкает в блокноте.

Затемнение; в зале включается свет.

Кроме нас с вами здесь больше никого нет.